Отрывки из книги

  ОТЧЁТ ПЕРЕД СВОИМИ ПОТОМКАМИ

….

Я же остался ждать распределения. Оно состоялось после майских праздников. Проходило оно тоже очень просто. Нас, молоденьких инженериков, по одному вызывали в комнату, где стоял большой стол, накрытый зеленым сукном. По обе стороны стола сидели «покупатели»  инженеров. Во главе сидел декан факультета Лев Богданович Евангулов. Дошла очередь и до меня.

     Я вошел, поздоровался и встал перед столом. Там секретарь что-то обо мне зачитывала. И ничего у меня, не спрашивая, один из «покупателей, мне он показался самым молодым из присутствующих, громко заявил:

     - Давайте его нам.

Я спросил его:

     - А куда это к вам?

Он ответил:

     - На фирму Королева в Подлипки.

     Мы мало, что знали об этой фирме. Точнее сказать ничего не знали, но я согласился сразу же. И «торг»  состоялся.

     Через несколько дней я побывал в Министерстве оборонной промышленности. Там мне дали направление, и я поехал в Подлипки. В Подлипках я пришел к заместителю директора НИИ-88  Ивашникову. Он очень хорошо со мной побеседовал, все расспросил:  кто я, откуда я, что мне надо. Я сказал, что мне надо жилье, так как я женат. Тогда он меня спросил:

     -Вы больше конструктор, или испытатель?

Я ответил, что в данный момент я одинаково конструктор и испытатель. И тогда он мне посоветовал поехать на испытательную станцию в Загорске. Там идет строительство жилья, и я там скорее получу жилье, чем здесь, в Подлипках. Я согласился. Он дал мне в руки пакет с моими документами. Рассказал, как доехать до испытательной станции.

    Я вспомнил, что Загорск я всегда проезжал мимо, когда ездил в Красноярск. Я видел золотые купола Сергиево-Троицкой Лавры, мне всегда хотелось здесь побывать и посмотреть своими глазами на исторический памятник старины. А тут меня посылают туда, куда я хотел съездить только на экскурсию. Я думал, что испытательная станция находится в самом городе. Ивашников мне объяснил, как доехать до испытательной станции. Надо доехать до Загорска на электричке, потом на привокзальной площади сесть на автобус № 5, который довезет до места.

     После 20  мая я поехал в Загорск. Накрапывал дождик. Нашел автобус № 5. Это был голубой автобус ЗИС-5  и ходил-то он, мне казалось, как-то боком. Я забрался на последнее сидение и поехал. В заднее окно все хорошо видно. Проехали Лавру. Потом проехали весь город, а автобус все идет дальше, Проехали деревню Наугольное, деревню Сватково, а автобус все идет дальше. Наконец, свернули с Ярославского шоссе налево и поехали в лес. Дорога от самого Загорска была вымощена булыжником. Доехали до какой-то избушки. Автобус остановился. Меня из автобуса высадили потому, что у меня не было пропуска ехать далее на территорию, которая была огорожена колючей проволокой. Оказывается, поселок огорожен колючей проволокой, и пройти в него можно было только по пропуску. Жители этого поселка каждый уже имел нужный пропуск. Предъявили они свои пропуска прямо в автобусе и поехали дальше. Я остался один. Вошел в избушку. Это оказалось бюро пропусков.

     Из бюро пропусков позвонили в отдел кадров. Там уже знали о прибытии такого специалиста. Мне выписали пропуск. Рассказали, как найти отдел кадров. От проходной шла дорога и тропинка через лес. Никаких строений видно не было. Кругом стоял хороший лес, и дождик продолжал накрапывать

   Я прошел по тропинке, и передо мной оказались несколько деревянных домов. Это были финские небольшие домишки и большие одноэтажные бараки. В одном их финских домиков я нашел отдел кадров. В отделе оказалось три молоденькие девушки. Как потом выяснилось:  две Люды и одна Маша. Начальника отдела кадров на месте не оказалось. Он был на «производстве», как объяснили мне девушки. А где это производство?  Девушки махнули рукой. Но там был сплошной лес. Прошло много времени, а Ласкин Алексей Алексеевич, начальник отдела кадров, не появлялся. Я спросил у девчат:

     - А директора можно найти?

Мне объяснили, что директор, Николай Павлович Полетаев, живет в этом доме.

Дом был напротив. Это был один из трёх каменных домов. Он может быть сейчас на обеде. Я решил пойти к нему домой. Меня встретила приветливая женщина. Я спросил Николая Павловича. Она сказала, что он отдыхает. Я начал извиняться и направился на выход. Она меня остановила и прошла в другую комнату. Через минуту из комнаты вышел высокий, крепкий мужчина в зеленом кителе и хромовых сапогах. Он поздоровался со мной за руку, взял пакет, раскрыл его и просмотрел быстро бумаги. Он спросил меня:

     - Когда собираешься выйти на работу?

Я что-то не быстро ответил. А он тогда сказал сам:

     -Я издам приказ со второго июня. Устраивает?

Я согласился и был доволен, что с работой вопрос тоже решен. Но я совершенно не представлял, куда я попал. Мы с Николаем Павловичем вышли на улицу. Дождика уже не было. Светило ярко солнце. Николай Павлович, также махнул в ту сторону, что и девчата из отдела кадров, и сказал:

- Вот наше предприятие.

Я посмотрел в ту строну, в которую мне показали, и видел хороший лес и еще одну деревянную избушку, которая, как я узнал позже, была проходной таинственного для меня предприятия. Мы распрощались с Николаем Павловичем. Я уехал в Москву до 2  июня. Встретиться с Николаем Павловичем не удалось, так как он был переведен на другое предприятие. Но потом я слышал от работников предприятия хорошие отзывы о нем, как о директоре, так и о человеке.

Начало трудовой деятельности

   Первого июня 1952  года я появился на Новостройке. Меня поместили жить в купейном вагоне, стоящем на железнодорожной станции. Оказалось, что кроме меня, маёвца, прибыло на предприятие ещё три бауманца, два фронтовика Уваров Игорь Владимирович и Лагринский Дмитрий Петрович, и Хорев Владислав Алексеевич, на три месяца старше меня. В вагоне мы и познакомились. Лагринский и Хорев были холостыми. Уваров и Лагринский были старше нас.

2. июня я пришел в отдел кадров. Оттуда позвонили на Объект № 1, там сказали «сейчас придём». Я немного подождал. Пришёл, как оказалось, мой начальник, начальник первого Объекта Волков Виктор Петрович. Он мне показался очень молодым и подвижным мужиком. Ему не было тогда ещё 34  года, он родился 14  декабря 1917  года. Умер он на 85  году жизни. Он встретил меня приветливо и повёл на «производство», на Объект, на который меня определило начальство. Хорева тоже сначала определили на первый объект, но, через несколько дней, его перевели на третий строящийся Объект. Он был рядом с первым объектом, каких-нибудь в 60-70  метрах. Лагринский был определён на четвёртый строящийся Объект, который строился   метрах в ста от третьего, а Уваров - в КБ предприятия.

Оказалось, первым Объектом называют первый в Советском Союзе испытательный стенд для испытания баллистических ракет. Строящийся третий Объект предназначался для испытания зенитных ракет. Четвёртый – для испытания жидкостных реактивных (ракетных)  двигателей не очень больших тяг.

Решение о создании станции огневых испытаний ракет было принято Советским правительством и подписано И.В. Сталиным в 1946  году. Испытательная станция или филиала НИИ-88, так называли наше предприятие тогда в секретной переписке, а в открытой – предприятие п/я 10. Вот это был настоящий вождь народа, который работал на перспективу, несмотря на послевоенные трудности в стране. Быстро создав атомную бомбу и ракету для её доставки до логова новых агрессоров, наш народ под руководством И.В. Сталина сумел посадить на место новых претендентов на мировое господство.

   Выбор площадки для такой станции осуществляла комиссия в составе проектировщиков, работников НИИ-88  и Министерства обороны. Из многих вариантов комиссия выбрала площадку в Загорском районе, в 17  км севернее Загорска, с левой стороны Ярославского шоссе, на расстоянии от него в 3  км, и на 3  км южнее города Краснозаводска. Площадка располагалась на берегу реки Куньи, текущей в глубокой впадине с перепадом высот более 30  метров.

В жилой зоне было собрано десять финских домиков, в которых жили строители, и три или четыре рубленных барака и два рубленных двухквартирных домиков, деревянный клуб, три каменных дома, стоились ещё два. Но была уже баня, которая часть дней в неделе обслуживала мужчин, а другую – женщин. В засыпном бараке была устроена столовая. Она была в районе школы № 5.

Первые строители здесь появились в 1948  году и жили в палатках. Я же уже жил в цивилизованном купейном вагоне. У меня на одного было целое купе. Дорога от Загорска до Новостройки была выложена булыжником. А самая первая дорога от Ярославского шоссе до Новостройки была деревянной и проходила через деревню Игнатьево. Первый директор строительства Георгий Васильевич Совков назвал посёлок Новостройка. И это название существовало до 1999  года, когда отмечали дату 50-летия первого пуска ракеты на стенде № 1. поселок Новостройка был преобразован в город Пересвет. У населения Новостройки о новом названии не спросили. И теперь, когда, зная нашу специфику, спрашивают, почему Пересвет, мы отвечаем, что «Пересвет был первым космонавтом у Дмитрия Донского».

Летом 1949  года начали поступать молодые специалисты:  Н.И. Утенков, окончивший Казанский авиационный институт, Ю.А. Карнеев, В.Я. Романов, В.А. Пухов и Н.М. Пидорин, окончившие МАИ, М.И Сажин, В.С. Ануфриев, окончивший МВТУ, специалисты по криогенной технике В.Е. Чекрыгина, В.И. Васильева и В.Н. Соколов. Вот в эту команду и ввалились в 1952  году.

Ануфриев В.С. был зам начальника Объекта № 1. М.И. Сажин был на строительстве Объекта №4  и являлся секретарём партбюро. Он меня ставил на партийный учёт. Романов В.Я. и Пухов строили Объект № 3. Чекрынина В.Е., В.И. Васильева и В.Н. Соколов работали на кислородном заводе. Все были холостые, кроме Карнеева Ю.А.. Мы все молодыми, здоровыми, жизнерадостными, быстро сблизились. Отношения у нас больше, пожалуй, были хорошими товарищескими. И вот эти ребята и девчата участвовали первого испытания ракеты 18  декабря 1949  года в 20  часов 52  минуты. Первое испытание произвело на округу большое впечатление и даже перепугало. Испытание было удачное.

   Первое испытание проводилось, в основном, испытателями НИИ-88, ведущим инженером был начальник летно-испытательной станции Л.А. Воскресенский – будущий заместитель Королёва С.П. по испытаниям.

   Объектом № 1  назывался огромное металлическое сооружение, в котором проводилась наземная отработка баллистических ракет Главного Конструктора Сергея Павловича Королёва. Я был на седьмом небе:  я попал в ракетную отрасль, о которой я мечтал. Мой небесный покровитель предостерек меня от соблазна остаться в КБ у Туполева, не уехать в Куйбышев. Моя мечта начала осуществляться наяву:  я буду участвовать в испытаниях ракет, в наземной их отработке. Только после нашей наземной отработки они пойдут на лётные испытания с ракетодромов.

   Испытательный стенд № 1  представлял собой огромное металлическое сооружение, установленное на склоне горы, у подножья которой течёт река Кунья. Это место выбрал С.П. Королев, летая на самолёте в поисках подходящего места для него. Вода в Кунье текла чистая, прозрачная, все камешки на дне были видны, но она была холодной. Со дна били холодные ключи. Было видно плавающих рыбок.

Перед стендом была довольно большой мост, который дальше переходил в асфальтированную площадку. В сторону моста и в сторону бункера управления стенд закрывался двухъярусными раздвижными воротами. В стенде через 2,5  метра были площадки для обслуживания изделия. Изделие вводилось в стенд с помощью передвигающейся лебедки, установленной на верхнем этаже и козырьке стенда на рельсах. Изделие закреплялось в мощном карданном кольце с помощью усиленного металлического корсета, одеваемого на изделие. Создаваемое усилие от работающего ЖРД передавалось через корсет на карданное кольцо и поэтому изделие не улетало.

Метрах в двухстах от стенда был построен Монтажный корпус. Площадь этого корпуса составляла около 1000  м2, из которых под механическую мастерскую отводилось около трети, а остальная часть корпуса предназначалась для приёма пришедшего на испытание изделия, надевания на него испытательного корсета и проведения горизонтальных испытаний.

   Меня назначили инженером – механиком по заправке ракет компонентами топлива. А мы «в нашем классе это не проходили». К тому же мой начальник заправочной группы Карнеев Юрий Александрович тут же ушёл в отпуск, и меня назначили и.о. начальника группы заправки. Карнеев тоже был выпускником МАИ 1950  года. И ракету Р-5  установили уже в стенде, и её надо было заправлять благородными компонентами:  чистейшим спиртом и жидким кислородом. Для этого существовали специальные заправщики, которых я здесь увидел впервые. Спирт-то я видел, а о жидком кислороде имел больше теоретическое понятие. Правда, однажды на первом курсе профессор химии Ходаков плеснул с кафедры жидким кислородом в сторону студентов. И мы увидели, что жидкость мгновенно испарилась, не долетев и до первых рядов студентов. Нужно было всё очень быстро освоить и разобраться. В трудных обстановках в жизни мне удавалось не впадать в панику, сосредотачиваться и действовать. Так и здесь. При этом я встретился с замечательными людьми:  механиками – заправщиками:  Белов Виктор Александрович – заправщик спиртом, Василий Алексеевич Макаров, самый старший, ему было около 40, заправщик жидким кислородом;  Палилов Александр Федорович – заправщик перекисью водорода. Это были настоящие русские мужики. Они приехали на Новостройку по вербовки из разных областей Союза. Грамотейка у них была начальная. Они работали сначала строителями. Потом их взяли и обучили на заправщиков ракет. Это были очень умные мужики, которые сознательно и добросовестно осуществляли свою работу. По возрасту я был самым младшим в группе. Мы быстро нашли взаимопонимание. Мне посчастливилось с ними работать рука об руку. Это были надёжные и честные ребята. Они хорошо знали своё дело. Итак, заправка была произведена. Испытание прошло успешно. Был хороший летний день. Испытание прошло уже где-то к концу рабочего дня.

Управление испытанием проводилось из бункера. Это такое укреплённое бетонное помещение, накрытое сверху землей в виде холма. В стене в сторону стенда, где через открытые ворота хорошо видна ракета, было установлено в толстой бетонной стене бронестекло толщиной 90  мм. Ведущий испытание стоит около этого бронестекла. А на первых испытаниях ведущий испытание наблюдал за ракетой через перископ, как на подводной лодке. Он видит, что происходит на стенде и на ракете, и отдаёт соответствующие команды операторам, которые сидят за пультами в этой же комнате, рядом с ведущим испытания. В случае возникших пожаров на изделии, ведущий даёт команду включить водяное пожаротушение, и через кольца с дырками выбрасываются потоки воды по 600  литров в секунду. В системе пожаротушения было предусмотрено и подача газообразного азота в зону пожара.

Испытания проходили нормально. Команда, которая управляла непосредственно ходом испытания, находилась в бункере, а все остальные уходили в монтажный корпус. «Любопытные», вроде меня оставались и наблюдали за испытанием с площадки за бункером. Место это было, прямо скажем, не безопасное в случае взрыва изделия в стенде. Сам процесс испытания захватывающий и чётко организованный. Испытания шли друг за другом без всяких замечаний. В этом случае люди теряют бдительность и «наглеют», то есть смелеют.

Однажды при испытании очередной Р-5  Карнеев предложил мне пойти и смотреть на испытание со стороны Объекта №3. Это с противоположной стороны стенда. Мы прошли туда сели удобно на склоне, который спускался к отражательному лотку нашего стенда. Отражательный лоток отражает факел ЖРД в сторону Куньи. Его наклонная изогнутая поверхность уложена чугунными плитами 400х400х200  миллиметров. Кроме того, они имели отверстия посередине боковых стенок, в которые вставлялись металлические штыри диаметром по 40  миллиметров. Этими штырями плиты связывались в связки по шесть штук.

Была ясная солнечная погода. Мы уселись на травку и ждали запуск. О чём-то беззаботно болтали. Потом услышали, что была подана команда на выход предварительной ступени. А дальше мы не успели сообразить, что произошло. Только видим, что бак горючего горит под стендом на лотке. Двигатель валяется на берегу  Куньи. Обшивка стенда отвалилась и оголила внутренность стенда, в котором не было никакой ракеты. До нас дошло, что ракета взорвалась в стенде. Нас спас наш отражательный лоток:  он направил взрывную волну в сторону Куньи. Больше мы туда не ходили. Это первое ЧП, которое я увидел собственными глазами.

   Далее появилась правительственная комиссия по определению причины взрыва ракеты. Начали с версии:  в кислородный насос ЖРД что-то попало при заправке жидким кислородом. По нашим трубам и заправочным шлангам лазили с чистыми салфетками, чтобы определить грязь или ещё что-нибудь, что может попасть в насос окислителя. Но ничего, к счастью, не нашли. Было много других версий. Оказалось, вина производственная. На крыльчатке насоса окислителя сделан буртик по максимальному допуску, который входит в нишу корпуса насоса, которая сделана также по максимальному допуску. В результате охлаждения жидким кислородом крыльчатки и корпуса зазор между ними ликвидировался, и крыльчатка насоса заклинилась и остановилась. Поток кислорода также остановился и стал испаряться внутри насоса. А известно, что из литра жидкого кислорода образуется 800  литров газообразного кислорода. В насосе образовалась такая боковая сила, которая разорвала насос, и вырвала из карданного кольца ракету ещё на предварительной ступени запуска. Ракета упала на лоток, и взорвалось. Все это произошло мгновенно, что мы и глазом не успели моргнуть. Если бы в наших системах нашлось что-нибудь, то определение причины пошло бы по ложному пути. А мы с Карнеевым были бы ответственными за взрыв ракеты. Конструкторы доработали техническую документацию, и такого больше не происходило. С этой целью и проводится наземная отработка ракет

   В первые годы испытаний на Первом Объекте ведущие специалисты по определённым системам изделия и ведущий испытания Воскресенский Валерий Александрович приезжали из КБ С.П. Королёва, из Подлипок. Тогда из требований секретности у нас в обиходе не было слово «ракета», а говорили «изделие»  и его индекс. Например «изделие Р-5», «изделие ОК-2000». Получалось не очень интересная картина:  коллектив Объекта производил всю подготовку ракеты к испытаниям, а «варяги»  приезжали и проводили «чистую»  работу. Это, конечно, сказывалось то, что на Объекте ещё не появились достаточно квалифицированные кадры ИТР, способные полностью самостоятельно проводить испытания. Но у молодых инженеров было желание полностью осуществлять испытания своими силами. И позже мы этого добились.

А тогда, когда закончилось первое в моей жизни испытание изделия, приезжие специалисты уехали, механики также разошлись по домам, «старые инженеры»  позвали меня в бункер и сказали, что сейчас будут меня посвящать в испытатели. Я не сразу сообразил, что это такое. А оказалось всё очень просто:  мне налили в стакан спирт и сказали, чтобы я это выпил не отрываясь. Экзамен я выдержал с честью. В то время я обладал таким здоровьем, что мог годиться в космонавты. И одним стаканом меня свалить было невозможно. Так началась моя трудовая деятельность.

В те годы проводилась очень тщательная наземная отработка ракет. Мы провели 15  испытаний ракеты Р-5. И комиссия по испытаниям дала «добро»  на лётные испытания. Лётные испытания проводились в Капьяре, в Капустином Яре в Сталинградской области. И туда уезжал почти весь коллектив Объекта для проведения первых трех пусков ракет с пускового стола. Военные были при этом дублёрами. Потом военные начинали делать запуски ракет, а наши ребята были у них вроде контролёров. Потом уезжали домой. Так вот на этот период меня оставляли «старшим»  по объекту с правами начальника Объекта.

В этот период у нас директором работал Фёдор Гурьевич Сухомлинов, забавный пожилой человек. Однажды на партийном собрании обсуждали какой-то международный вопрос, Выступил Федор Гурьевич, и начал громить американского президента Эйзенхауэра. Но все присутствующие держались за животы от хохота, А Фёдор Гурьевич, распалясь не замечал этого. А смех был вызван тем, что Федор Гурьевич называл американского президента вместо Эйзенхауэр.- Эйзенахер.

Как то Федор Гурьевич вызвал меня к себе, как «начальника Объекта»  и делает мне внушение.

-  Слушай, что это у тебя лифтёрщик посадил в грязь под стендом всю технику предприятия?

Действительно, наш крановщик-электрик, «лифтёрщик»  по сухомлиновски, получил разрешение вывезти упавшие березы на склоне оврага под стендом, которые не выдержали воздействия факела ЖРД и погибли. Он их собрал и решил оттуда вывезти домой на дрова. В то время у нас в домах не было газовых плит, а стояли кирпичные печки в кухнях. Была уже осень. Прошли дожди. Машины с берёзами забуксовали в грязи. Пришлось их вытаскивать трактором. В кирпичные дома была введена только холодная вода. А дома у нас строились своим УКСом очень быстро, и тут же исчезали бараки и финские домики. Я тоже получил жильё в октябре в первом двухэтажном доме, в котором теперь музыкальная школа. Получилось ко времени приезда Аси на Новостройку. В доме проходил посередине коридор, а по бокам были комнаты по 16  квадратных метров. Мне выделили комнату на запад, а Хореву, напротив – на восток. Но его комнату кто-то занял, и мы несколько дней жили в моей комнате. Было очень холодно. И мы с Владиславом ставили между койками электроплитку на всю ночь. Железные кровати нам дали в ЖКО. Потом он перебрался в свою комнату, и к нему приехала его тетя, Анна Семеновна, старая дореволюционная большевичка.

Как только я получил комнату, итээровцы с объекта потребовали праздновать новоселье. После работы Они ввалились в комнату, а меня имеется только одни ключи от комнаты. Но ребята были находчивыми. Расстелили на полу газетки, уселись на пол и мы так весело отпраздновали новоселье, что стало незабываемым событием в моей жизни. Надо отметить, что у нас сложился сразу дружный итээровский коллектив. Инженерного состава было ещё тогда мало, и мы знали друг друга и на других Объектах. Все   очень душевно друг к другу относились. Все были молодые, здоровые, уверенные в надёжном будущем и занятые интересной и полезной работы. Мы понимали, что работаем на укрепление обороноспособности страны. И поэтому мы работали столько, сколько было нужно, и не считали сверхурочные часы. Платили зарплату нам регулярно, и мы, ИТР, получали даже больше, чем инженеры на заводах района. Я сразу стал получать 1200  рублей. А на заводах района молодой специалист получал 900  рублей. Механики получали 900  рублей, а старшие механики – 1100  рублей. Сталинским правительством проводилась политика стимулирования тех областей науки и промышленности, которые в данный период считались определяющими. Мы оказались именно такими.

Под руководством Академика Курчатова была создана и испытана атомная бомба. Но нужен был носитель её. Самолёты для этого не годились:  слишком большое расстояние до Америки, которая уже четырежды назначала сроки бомбёжки наших 200  городов атомными бомбами. Угроза войны весела над нами. Баллистическая ракета, которая смогла бы доставить атомную бомбу до Америки, была нужна. И мы работали вместе с тысячами людей в различных КБ, заводах. И грозное оружие появилось у нашего народа,  и американские агрессоры приутихли. Они поняли, что угрожать теперь СССР не безопасно для себя. В 1952  году прошли наземные испытания различные испытания ракет Р-5., в том числе и ракету Р-5М, предназначенную для доставки ядерного заряда. Такой пуск был произведён 2  февраля 1956  года, мощность взрыва в 4  раза превосходила мощность взрыва в Хиросиме.

   Асю мы с Карнеевым встречали в Загорске на его автомашине, «Победе». Она приехала утром. Мы приехали рано. В машине было холодно. Карнеев заводил машину и мы катались на ней, чтобы согреться. Моя жена приехала в моё жильё. Здесь тоже осуществилась моя мечта. Я ставил себе целью:  у меня обязательно должна быть семья, дети. Но для этого я должен иметь специальность и работу, чтобы обеспечить свою семью и иметь жильё. Пока я имел одну комнату 16  квадратных метров. Но это уже жильё. И я имел надёжную и интересную для меня работу. И я имел в перспективе условия для улучшения своего развития и своего благосостояния. Дальше многое зависело от меня.

   Ася приехала из Глазова в ноябре, то есть через полгода после нашей «свадьбы». В эти полгода шла борьба за нас между чиновниками нашего отдела кадров и чиновниками завода, где работала Ася. Шла взаимная переписка. Наши требуют откомандировать Асю на предприятие п/я 10, так называлось наше предприятие, а чиновники Асиного завода требуют меня откомандировать к ним. Так прошло полгода. Наконец, моя умница Ася написала письмо Швернику Н.П., Председателю Президиума Верховного Совета СССР и вопрос был решен в течение недели. И вот мы с Карнеевым её встретили в Загорске. Она была оформлена на работу в плановый отдел. Ребята с объекта вечером ввались к нам в комнату знакомиться с моей женой. Они притащили из общежития квадратный стол. Он потом еще долго стоял в нашей кухне потом, когда мы уже имели отдельную квартиру. Стульев не было. И опять приспособились сидеть:  кто на кровати, кто на чемоданах. В общем, было замечательно. Нам было весело и хорошо на душе.

   По-видимому, нам надо считать «стаж совместной жизни»  как муж и жена не с 6  мая 1952  года, это формально по бумажке, а с 11  ноября 1952  года, когда мы оказались вместе в собственной комнате, предоставленной нам государством бесплатно. И у нас всегда была надежда на улучшение жилья. Новостройка заметно расширялась за счёт появления новых домов. Люди переселялись из бараков. Другим, многодетным семьям, предоставляли отдельные квартиры.

   Ася приступила к работе. Плановый отдел был небольшой. Она быстро вписалась в него и быстро стала нужным и уважаемым работником.

   Вскоре мы оба вышли на нормальный режим. У нас была работа и жильё, добрые отношения в коллективе, мы оба сознавали, что занимаемся важным и нужным делом для всего народа, государства, а работаем не только ради зарплаты, чтобы существовать. Первым приобретением при совместной жизни можно считать лыжи. Как только выпал снег, мы начали вечерами после работы ходить на лыжах. Ходили мы группами. Особенно интересно было ходить в сторону Краснозаводска. Там были и горки для катания и овраги, спускаться по склонам которых на лыжах в темноте особенно интересно, потому что совершенно неожиданно вдруг лыжи начинают подниматься в гору. В этот момент бывает трудно удержаться и не упасть.

   По воскресным дням ходили кататься на лыжах на горку, которая находилась между Новостройкой и Краснозаводском. Там особенно интересно было смотреть на Асю, как она съезжает с горы. Если она только чуть почувствует неустойчивое положение при спуске, она тут же садиться на «третью точку»  и едет дальше. Это, видимо, было самое счастливое время нашей жизни:  мы ощущали себя молодыми, здоровыми, нас совершенно не беспокоило то, что у нас чего нет, а у других есть. Мы чувствовали себя гражданами Великого государства и гордились, что мы граждане СССР. У нас в коллективе были люди разных национальностей, но на это не обращали внимание. Для нас было главное:  это добросовестный труженик или нет, можно ему доверять или нет. В подготовке изделия к испытаниям участвует много людей разных специальностей, и она проводится на доверии. Разгильдяйство не допускается. Слишком дорого оно обходится.

   В январе 1953  года мы получили команду переселиться в только, что построенный точно такой же соседний дом. И комнаты там были расположены также. Нам предоставили такую же комнату и плану здания в том же месте. Мы вечером с Асей пришли уже поздно домой с работы. Взяли «под мышку»  свое имущество и перешли в новый дом. Поужинали и легли спать. Ночью замерзли. Ася говорит, что надо утеплить окна и поднялась на подоконник, чтобы заткнуть щели в окне тряпочками.

-  А здесь нет стекла, - говорит она.

На верху одной рамы не было стекла.

Я подошёл к окну и тоже говорю:

-  И, правда, нет стекла.

Оказалось, и внизу тоже нет стекла в раме. Дом сдавали наспех. К дому была подведена временная система отопления по изолированным внешним трубам. Но мы всё это пережили и теперь вспоминаем с юмором.

   Посёлок ещё не был асфальтирован. Всюду были огромные лужи. Ходили по тротуарам из досок или просто по положенным доскам, чтобы пройти лужи. На нашем пути к дому, на месте первой на Новостройке гостинице была огромная лужа. Но мы тогда мы могли легко их преодолевать.

Летом, где-то в июле приехала ко мне моя бабушка, баба Катя. Так как я в это время жил ещё в вагоне, то бабушку взяла к себе Наталья Борисовна, моя единственная тёща и вторая мать. Я отвёз бабушку в город Климовск, что в 6  километрах от Подольска. Было время, когда мы с Асей эти километры преодолевали по шпалам. Приятно вспомнить.

Бабушка прожила у Натальи Борисовны до апреля 1953  года. Потом мы её привезли на Новостройку в нашу комнату. «Удобства»  были на всех в конце коридора. Пищу готовили на плитке. Мыться ходили в баню. Новостроевская баня была единственной в округе, и в ней мылись все из деревень. Я был страшно удивлён, когда узнал, что в деревнях нет бань. В сибирских деревнях бани были в каждом дворе, а здесь в деревнях мылись в русских печках. Теперь мы уже жили втроём.

   Летом 1953  года я занимался испытанием деревянного бака окислителя для ракеты Р-5. Об этом нигде не написано и никто не помнит. Был Главный Конструктор Щербаков, который предложил баки ракет делать из дерева. И вот мне было поручено провести испытания бака «О»  (окислителя)  на жидком кислороде. Бак поставили в конце площадки перед стендом. Мы с механиками-заправщиками «О»  его заливали жидким кислородом, в тоннельную трубу, проходящую внутри бака, заливали спирт, горючее «Г»  и смотрели, что получится из этой затеи. Мы обнаружили, что при температуре минус 183  градуса по Цельсию, спирт сгущается. Бак выдержал испытания. После были проведены, кажется, два испытания  изделия с деревянными баками и на этом применение дерева в ракетной технике закончилось. В ноябре 1953  года «за достигнутые успехи в производственной деятельности»  приказом директора мне была объявлена первая благодарность.

   Директором в это время у нас был Абрам Исаевич Быховский, генерал-майор, лауреат Сталинской премии.   Заслуженный человек. Он в годы отечественной войны был директором крупнейшего артиллерийского завода на Урале. Имел прямую связь с И.В. Сталиным. Говорят, что писательница Вера Панова написала в своей книге «Кружилиха»  образ директора завода Листопада с Быховского. К нам он был направлен, потому что в его годы управлять огромным заводом было тяжело. Наше же предприятие в то время было еще небольшим.

   Это был интересный человек, выдержанный, тактичный, культурный руководитель с огромным жизненным и руководящим опытом. Он никогда ни на кого не повышал голос, разговаривал со всеми спокойно и убедительно.

Летом 1953  года у меня была возможность попасть в «номенклатуру». Ко мне два раза приезжали из Загорского райкома комсомола и «сватали»  на должность первого секретаря райкома комсомола. Меня прельщали перспективой. Мне говорили, что у меня будет машина, квартира в городе и т.д. и т.п. Но, видимо, мой небесный ангел хранитель опять меня предостерек от соблазна власти и материального достатка. Я отказался и ни сколько не жалею. Именно, номенклатура осуществила контрреволюционный переворот в стране. Но об этом позже.

   В марте 1954  года вдруг меня вызывают к директору. Я пришёл, спросил разрешения войти в кабинет. Он пригласил и предложил мне сесть и подождать у него в кабинете, пока он с кем-то докончит разговор. Человек ушёл. Он предложил мне подсесть поближе и начал разговор о том, что на Объекте 5  не всё в порядке. Там начальник Объекта Журавлёв появляется на работе в нетрезвом виде, дисциплина там полностью разболталась, люди стали плохо работать. Я всё это знал, так как я уже был членом партбюро партийной организации предприятия. «Так вот, - сказал он, - я пригласил Вас для того, чтобы сообщить Вам, что назначаю Вас начальником Объекта 5. Там надо навести порядок во всём». Вот так по военному я, молодой специалист, был назначен с 24  марта 1954  года начальником неблагополучного Объекта 5. Объект 5  представлял собой тогда механический цех, который занимал половину монтажного корпуса. В нём работало более 50  человек на различных станках станочники, были и слесари и сварщики. В общем, цех осуществлял в металле все, что нужно для испытаний изделий на стендах, нормальной работы кислородного завода и других служб. Кислородный завод назывался тогда Объектом 6. На нём вырабатывался жидкий кислород и для испытаний ракет, а также жидкий азот.

   Монтажный корпус, где готовилась ракета для установки в стенд, находился в 200  метрах от стенда №1. В ста метрах от монтажного корпуса было здание Объекта 6. Между ними немного в стороне стояла котельная, которая отапливала предприятие и посёлок. Кругом был прекрасный лес, на который я обратил внимание в первый мой приезд на Новостройку. Чистый прекрасный воздух. Только высокая труба котельной иногда выбрасывала клубы черного дыма, потому что тогда она работала на угле.

   Теперь у меня был кабинет, выгороженный в углу цеха. В подчинении целый коллектив людей, разных по возрасту, по образованию, по квалификации, по характеру. Мне удалось быстро разобраться во всём и освоится в роли начальника. План работы заявки, наряды, отчёты, зарплата, премии и т.д. Видимо, этому способствовала моя уже длительная общественная работа. Поэтому общественной работой должны начинать заниматься все как можно раньше. Она выявляет способности к руководящей работе. Да и Быховский не случайно на мне остановился. Он меня уже знал по делу.

   В конце июня, не прошёл ещё и месяц, моего трудового стажа, как коммунисты на первом Объекте избрали меня секретарём партийной организации Объекта. Потом в сентябре прошло отчётно-выборное партийное собрание предприятия, на котором меня избрали членом партийного бюро института. Хорева тоже избрали членом партбюро предприятия. Секретарём партбюро был избран Александровский, бывший секретарь Загорского райкома КПСС. Сейчас он работал начальником отдела «Экспедиции». Это был отдел, который обеспечивал «экспедицию»  наших работников на ракетный полигон. Он занимался всеми вопросами жизнеобеспечения личного состава, а также и техническим обеспечением испытаний. Он был уже не молодой. Часто отсутствовал в  связи с командировками. Партийная работа при этом буксовала. Партбюро нашло выход:  поручить Костоглоду без отрыва от производства вести партийную работу на предприятии. Я имел право быть в партбюро и везде в рабочее время, конечно, учитывая обстановку по производственной работе. Так я начал совмещать две работы. Вот тут-то, наверное, Быховский и оценил мои способности и поэтому назначил меня начальником цеха, хотя я был ещё молодым специалистом.

   В цехе мастером работал Аркадий Михайлович Зайцев. Он был на год постарше меня. Толковый мужик, прошедший армейскую службу в войсках в Германии. По образованию он был техник. Мы с ним быстро нашли общий язык и начали «перестройку»  в цехе. Поставили некоторые станки иначе, чтобы они не мешали проходу с грузом. Организовали заготовительное отделение, и теперь станочники не теряли время на поиски или подготовку заготовки. Поставили станок-автомат для изготовления стандартных нипелей. Организовали более чёткое распределение работ в соответствии с квалификацией. В цехе появился спокойный деловой дух. Наладилась дисциплина. Люди стали работать лучше и получать больше. О пьянстве в цехе забыли. Мы регулярно проводили производственные собрания, где сотрудники ставили любые вопросы и получали спокойные ответы. Они сами давали дельные предложения для того, чтобы повысить производительность труда, то есть меньше в наших условиях терять время на подготовительно-заключительные работы. Для этого потребовалось решить вопросы и с заточкой резцов и инструментальной кладовой. Цех вышел на уровень хороших цехов. Я втянулся в работу, так как не умею имитировать работать. У меня два состояния:  или работать, то в полную силу, или не работать, тогда я чётко заявляю, что это делать не буду. К сожалению, моя позиция не очень нравилась некоторым начальникам, особенно тем, у которых одна извилина, и та пониже спины. Но в начальниках я походил недолго.

В августе 1954  года у нас прошло очередное отчётно-выборное партийное собрание предприятия. На собрании присутствовал Первый секретарь райкома КПСС Талтыкин. Кончились прения, а тогда коммунисты выступали открыто и довольно резко. Начальники, начиная с директора, часто неловко себя чувствовали на партийных собраниях. Тогда существовал партийный закон, записанный в Уставе партии:  если директора не избирают в партийный орган предприятия, то это означало, что коммунисты отказали ему в доверии, и такого директора министерство снимало с должности. Партийная организация имела право инициировать постановку вопроса об освобождении любого начальника. Был строгий партийный контроль в интересах народа. Прошли выборы партийного бюро предприятия. Меня снова избрали членом партбюро предприятия. На заседании партбюро по предложению Талтыкина. меня избрали освобождённым секретарём партбюро предприятия. Об этом со мной накануне никто не разговаривал. Так я стал первым освобождённым секретарём партийной организации предприятия с 1  сентября 1954  года. Откровенно говоря, я не стремился к большим должностям, к власти. Но коммунисты доверили мне право руководить партийной организацией. Затем я был избран на районной партийной конференции членом Пленума райкома КПСС. Коммунистов тогда в нашей организации было немного, человек 150. Я ещё числился молодым специалистом.

   Самое интересное, что в партбюро я оказался самым молодым. Например, члену парткома Сычёву Александру Дмитриевичу, начальнику КБ предприятия было уже более 40. Членом партбюро был механик с третьего Объекта Василий Иванович Мозговой. Это был настоящий рабочий класс с собственным достоинством. Он выступал всегда по делу, прямо и часто довольно резко. Начальникам доставалось от него порядком. Ему тоже было под пятьдесят. Сажин Михаил Иванович, зам начальника четвертого Объекта. Он был секретарём партбюро, когда я становился на учёт в организации. Директор Быховский Абрам Исаевич, ему было уже за 60. И вот с такой командой я должен был работать.

С директором Быховским А.И. у меня сложились нормальные деловые отношения. Я мог приходить к нему в кабинет в любое время. Когда он уезжал в Москву, то всегда предупреждал, что к заседанию партбюро обязательно вернётся, и никогда не нарушал своего слова. С ним интересно было разговаривать. Как-то я обратился к нему с предложением построить небольшой рыночек для торговли овощами, которые привозили сельские работники из близлежащих деревень. Он сказал, что это не запланировано, но сделаем это с нарушением финансовой дисциплины и добавил: 

-Запомните, Юрий Иванович, всё, что делается для людей, а не для собственной дачи, считается нарушением финансовой дисциплины и наказывается выговором, но никогда не снимают с работы и не отдают под суд». Это я запомнил хорошо.

Место для партбюро сначала было в Красном уголке транспортного отдела, который находился на месте теперешней улицы Чкалова. Потом была построена первая школа. И партбюро разместилось там в небольшой комнатке. Партбюро занималось многими вопросами, связанными с налаживанием дисциплины на предприятии. «Возмутителем спокойствия»  был, конечно, спирт на предприятии. Его пытались выносить из предприятия разными способами. Делали специальные пояса с плоскими фляжками или в конце рабочего дня выходили через проходную уже нетвёрдой походкой. Им торговали за пределами предприятия. Так попался начальник караула ВОХРа. Тогда предприятие охраняла военизированная охрана из гражданских лиц. Этот начальник приспособился добывать спирт во время своего дежурства из заправщиков спирта, стоящих недалеко от стенда. Его исключили из партии и отдали под суд. Другой начальник охраны также оказался пьяным во время своей смены. Его также исключили из рядов партии.

Были и курьёзные случаи. Однажды, я ещё работал на первом Объекте, на своей машине на площадку   приезжает главный инженер предприятия Паликин Виталий Александрович. Ему кто-то доложил, что материально ответственный первого объекта ворует спирт. Это было уже в конце рабочего дня. В основном все уже разошлись по домам. Я, как всегда, уходил последними. Тут я оказался на плошадке, и видел, как подъехал Паликин. Он вызвал Курдюкова, материально ответственного и спросил его:

-  В заправщиках спирт есть?

-  Нет, сказал тот.

-  Давай сюда вёдра и открывай машины, - приказал Паликин.

Тот выполнил приказание. Паликин сам подставил ведро под кран и открыл его, спирт полился полной струёй. Наполнив ведро, он поставил его на площадку около своих ног, и подставил второе ведро к крану. Мы стояли рядом и смотрели, как льётся спирт. Наполнилось второе ведро, и он хотел поставить его рядом с первым. Но ведра не было. Ведро пропало. У заправщика были Паликин, я, Курдюков и шофер Паликина, который стоит с невинным и также удивлённым видом. Через некоторое время выяснилось, что шофер Паликина поставил ведро со спиртом в паликинскую машину. Когда он это успел сделать, мы это не заметили. Вот такие были шутки. А Курдюков был уволен.

Был у нас Григорий Меркулов, помощник Белова. Только он мог забираться в емкость спиртового заправщика для чистки и профилактики. Он нырнёт в ёмкость, выскочит оттуда и требует: - дайте огурец. Мы жили и работали с юмором.

   Партийная организация поставила своей целью добиться сознательной дисциплины на предпрятии. Применялись и меры общественного порядка и административные. Цель было достигнута. Дисциплина улучшилась, и нарушителей её стало меньше. Пьяный и даже после выпивки человек может натворить такое, что принесёт большой вред не только технике, но и приведёт к людским жертвам. У нас считалось производство опасным.

   Образовательный уровень механиков в основном был низкий, в основном начальный. Поэтому было решено на заседании партбюро, чтобы все механики получили десятилетнее образование. Причём вопрос стоял жёстко. Повышение в должности на старшего механика и механика из слесарей, необходимо было иметь десятилетнее образование. И на посёлке была открыта вечерняя десятилетняя школа. Через много лет, когда я уже работал в тепловакуумном отделе, меня пригласили на 25-летний юбилей объекта № 1, то на собрании выступил Саша Палилов и указывая на меня сказал:

-Юрий Иванович заставил нас учиться в школе. От него мы впервые узнали что-такое металловедение….Он проводил с нами техническую учёбу по изделиям.

Говорил он не с упреком, а наоборот как бы с благодарностью.

   В клубе приезжали читать лекции о международном и внутреннем положении СССР два замечательных лектора:  Свердлов и Шнейдерман. Часто лекции читались в два «сеанса». Клуб был забит до отказа на оба сеанса. Таков интерес был тогда у людей к политическим и экономическим вопросам как внутри страны, так и за рубежом.

Клуб у нас был деревянный. Он стоял на том месте, где сейчас находится здание отдела кадров. Там был большой зал мест на 250  и помещения для работы кружков самодеятельности. Там демонстрировались кинофильмы, выступали приезжие артисты, проводились праздничные мероприятия и партийные, профсоюзные и комсомольские мероприятия. Клуб был для нас уже мал.

Однажды я был в кабинете А.И. Быховского. Я сказал ему, что надо решать вопрос о строительстве настоящего современного клуба. Он поддержал идею. И мы договорились, как это осуществить. К нам должен был приехать наш министр Константин Руднев. В конце совещания, когда все разойдутся, я обращусь к министру с этой просьбой. Быховский поддержит. Так мы и сделали. Когда совещание закончилось, я обратился к министру с этой просьбой. Министр быстро отреагировал

-  Какой клуб вы хотите иметь?

-  Примерно такой, какой имеют клуб военные в Птицеграде, - сказал я.

-  Поедимте смотреть, - скомандовал министр, и мы   поехали смотреть клуб офицеров в Птицеграде. С нами был и начальник УКСа Фокин Георгий Акимович. Клуб в это время оказался закрытым. Мы обошли его вокруг, и министр дал команду Фокину:

-  Давайте проект клуба.

   Через некоторое время Георгий Акимович привёз проект клуба. Нам он понравился. Самое главное, что он имел перспективу на развитие. Он был несимметричным. Позже его можно было сделать симметричным, то есть увеличить площадь для работы с людьми. И это начало осуществляться в конце Советской власти. И теперь фундамент и колонны пристройки стоят с молчаливым укором «демократической»  власти. Клуб строили методом народной стройки. Там на добровольных началах и разнарядке по объектам переработали все живущие в то время на Новостройке. Клуб получился замечательным с залом на 600  мест, с малым залом на 150  мест, помещениями для различных видов художественной самодеятельности. Позже его назвали Дом культуры «Космос». Там ежедневно демонстрировались кинофильмы. Приезжали эстрадные знаменитости и давали концерты при полных залах. Устраивались танцы для молодёжи. Там отмечали наши исторические даты и проводили партийные, профсоюзные и комсомольские собрания, конференции. ДК был центром культуры и отдыха новостроевцев. У людей был интерес и тяга к культуре, к новой информации. Люди были совсем другие. Люди видели:  предприятие растёт, испытаний становится все большее и больше, начали появляться научные отделы, посёлок рос и благоустраивался не по дням, а по часам. Жить на посёлке с каждым годом улучшалась. А ведь так было по всей стране. Страна бурно развивалась. Но это развитие шло уже по инерции до конца 50-х годов.

   Партийное бюро работало довольно активно. На нем обсуждались различные вопросы и партийного порядка и производственного. Партбюро держало под постоянным контролем строительство жилья и благоустройства посёлка. Фокин Георгий Акимович, начальник УКСа, часто делал отчёты о деятельности УКСа на заседании партбюро. Но не все члены партбюро работали активно. Начальник конструкторского бюро был ленивым и всегда был всем недовольный, но сам ничего не делал. За это ему доставалось порой от членов партбюро. Шамин Александр Дмитриевич был председателем профкома. Главное его качество было в том, что это был неиссякаемый источник анекдотов. Но в то же время был груб, мог оскорбить человека, его критиковали за неправильное распределение жилья, детских яслей. Он был высокомерен. В общем, его провалили при новых выборах профкома, вывели из состава партбюро.

В конце августа 1954  года я был вызван в Московский комитет партии на семинар секретарей парткомов предприятий. Перед нами выступали секретари МК. Выступил первый секретарь Обкома партии Капитонов Михаил Васильевич. Семинар прошёл нормально и пользу мне принёс. За время пребывания в Москве на семинаре я побывал в театрах. В Большом театре я был на классических вещах:  «Хованщина», «Кармен», «Бахчисарайский фонтан», Спящая красавица». В МХАТе –

«Воскресенье». На стадионе «Динамо»  смотрел футбол с венграми. Счёт был 1:1, но игрой наших игроков я остался недоволен. Побывал впервые на экскурсии в Кремле. Программа была насыщенной.

Постановлением Совета Министров СССР в августе 1956  года наш Филиал № 2  НИИ-88  преобразован в самостоятельное предприятие – Научно – исследовательский институт №  229  (предприятие п/я 10).

В 1956 1957  годах в ОКБ-1  Королёва были закончены работы по созданию первой двухступенчатой межконтинентальной баллистической ракеты Р-7. Для её наземной отработки у нас строился самый крупный стенд – Объект № 2. Строительство его совпало с периодом моей партийной работы в партбюро. Качанов Виктор Яковлевич был назначен заместителем главного инженера, начальником Объекта №  2. На этом стенде должны были проходить наземную отработку ракеты, которые, стартуя с территории СССР и неся ядерные заряды, могли доставить их в любую точку вероятного противника.

Однажды Быховский А.И. пригласил меня съездить к Генеральному конструктору Сергею Павловичу Королёву. Сергей Павлович нас принял очень любезно. Шёл разговор о дальнейшем расширении нашего предприятия и увеличения количества испытаний. О Сергее Павловиче тогда мало кто знал. Его имя скрывалось. В печати его называли «Главный конструктор». Он приезжал к нам на испытания. Говорят он был резким порой и требовательным, но мямля не мог бы сделать, что сделал Королёв. Да и нас на стендах он не любил, когда появлялись женщины. Кажется странным, но было.

«Демократы»  обвиняют Сталина, Советскую власть в том, что она много средств тратила на усиление обороноспособности страны. Но они не говорят о том, что их сегодняшние хозяева в США ещё в 1948  году имели план «Чариотир», по которому война должна была начаться с СССР с использованием атомных бомб. В первый период войны – тридцать деей -  намечалось сбросить на нас 133  атомные бомбы на 70  советских городов. Из них 8  атомных бомб на Москву и 7 – на Ленинград. В последующем за этим два года войны предполагалось сбросить ещё 200  атомных бомб и 250  тысяч тонн обычных бомб. Они считали, что после этого Советский Союз капитулирует. Но их остановило то, что им пришло в голову, что как только они начнут бомбить Советский Союз, как Советская Армия быстро оккупирует всю Европу:  Советская Армия тогда была самая сильная в мире. Но главное, что их пугало:  1)  прирождённое мужество, выдержка и патриотизм русского населения;  2)  отлаженный и чёткий механизм централизованного контроля Кремля в советской орбите…3)  идеологическая привлекательность теоретического коммунизма;  40  доказанная способность советского режима мобилизовать прирождённый русский патриотизм в поддержку советских военных усилий;  5)  способность русского народа и правительства вести войну в условиях крайней дезорганизации, как случилось в первые годы второй мировой войны. В стане врагов состоялся спор:  можно ли атомными бомбами сломить волю русских к борьбе. Начало войны откладывалось.

   Следующий удар по советским городам намечался на 1  февраля 1949  года. Враги подсчитали, в результате атомных бомбардировок погибнет 2 700 000  человек и в зависимости от эффективности советской системы обороны появятся ещё 4 000 000  жертв. 28 000 000  человек останется без жилищ. Но они понимали, что это наступление не вызовет капитуляции и фатально не уничтожит коней коммунизма и фатально не ослабит советское руководство народом.

   Но 3  сентября 1949  года американский бомбардировщик, совершая полёт в северной части Тихого океана, обнаружил при очередном заборе пробы воздуха обнаружил повышенную радиоактивность. Американцы поняли, что в Советском Союзе испытана атомная бомба. Стало нашим врагам понятно, выиграть войну они в 1949-1950  годах не могут, хотя имели 840  стратегических бомбардировщиков и 300  атомных бомб.

Датой открытия боевых действий против СССР было принято 1  января 1957  года. В первый период войны планировалось сбросить на СССР свыше 300  атомных бомб и 250  тысяч тонн обычных бомб и этим уничтожить 85  процентов советской промышленности. Было продумано и расписано до мелочей. В действие против русских должны вступит 164  дивизии НАТО (образовавшееся в апреле 1949  года), из них 69 – американских. Против СССР планировалось задействовать до 250  дивизий – 6  миллионов 250  тысяч человек. Всего с авиацией и флотом – до 8  миллионов человек. В общей сложности для выполнения плана «Дропшот»  предусматривалось использовать вооруженные силы общей численностью в 20  миллионов человек. В плане «Дропшот»  предусматривалось – после разгрома СССР и его союзников в Европе наступал черёд оккупации Дальнего Востока, а далее стран Юго-Восточной Азии. Так планировалось установление военным путём мирового господства.

   Но план не осуществился. Начальники штабов американских армий сообразили снова:  1)  США вполне могут проиграть третью мировую войну;  2)  Россия, сможет занять Западную Европу за 20  дней;  3)  Россия сумеет вывести из строя за 60  дней главного американского союзника Англию с её базами, имевшими первостепенное значение для нанесения атомных ударов. Кроме бомбардировщиков США не имели других средств доставки атомных бомб до цели;  4)  русские атомные бомбардировки и коммунистическая партизанская война в США значительно подорвёт способность и волю Америки к продолжению;  5)  Америка не сможет защитить свои собственные города;  6)  США потребуется два года, чтобы её промышленность и вооружённые силы достигли бы такого уровня, который позволил бы американское военное возвращение в Европу;  7)  США столкнётся при оккупации России с неутехающей партизанской войной. Но на этом тяга к мировому господству не исчезла.

   В США появился новый план – директива СНБ-68, в которой предусматривалось:  взвинчивая расходы на военные цели, вовлечь Советский Союз в гонку вооружения, и, не доведя дела до войны, разорить его. К сожалению, наши лидеры партии и государства клюнули на эту наживку иудомасонского мирового правительства и нанесли большой урон государству и народу.

   В 50-е годы развилось мощное движение против атомного оружия. Появился международный комитет защиты Мира. Летом 1957  года прошёл Всемирный фестиваль молодёжи в Москве. Это было мощное движение за мир. Люди во всём мире выступали за запрещение атомного оружия, за запрещение его испытания. Атомные агрессоры были поставлены в тяжёлое положения народами мира.

И враги народов мира нашли новые формы завоевания мирового господства. Об этом позже.

   Партбюро уделяло большое внимание производственным вопросам. Сложность заключалось в том, что на строительстве и монтаже сооружения № 2  работали заключёные и множество монтажных организаций. Был построен специальный небольшой «посёлок»  для заключёных и коридор из колючей проволоки, по которому они проходили на работу. Были всякие случаи, когда приходилось принимать меры и по наведению порядка на посёлке. По предложению партбюро было запрещено женщинам ходить на территорию стройки, так до нас дошла информация, что их проигрывали в карты. Были стычки между монтажниками и расконвоированными заключёнными., которых выпускали в посёлок без конвоя. В 1956  году в СССР прошло два важных события:  пуск первой атомной электростанции в Обнинске и прием в эксплуатацию сооружения № 2. О первом событии пресса захлёбывалась по всем направлениям, о втором – ни слова. Но труд нашего коллектива был отмечен правительственными наградами. Меня наградили орденом «Знак Почёта».

   В партбюро приходили люди по разным вопросам. Больше, конечно, по бытовым. Были и забавные случаи. Как-то пришла одна женщина жаловаться на свою соседку, заподозрив её в колдовстве:  она заколдовала её корову и та стала мало давать молока. Она даже рассказала, как это соседка делала. Я выслушал внимательно, посочувствовал, и она ушла успокоенная. Я не умел расколдовывать коров.

Партбюро безжалостно искореняло пьянство на предприятии, и в первую очередь среди коммунистов. Принимались меры вплоть до исключения из партии. Однажды у меня состоялся неприятный разговор на бюро горкома партии по поводу того, что у нас много наказанных коммунистов за пьянку. Я в резкой форме ответил, что «У нас партийная организация, а не богадельня для пьяниц. И мы действительно создадим настоящую боевую партийную организацию, способную создать на месте филиала НИИ настоящее НИИ». Больше мне замечаний по этому поводу не делали. Но с дела с пьянками и воровством значительно сократились.

   Мне, как партийному секретарю, приходилось организовывать шефскую помощь совхозу. Дела в совхозе были неважные. Мы шефствовали над близлежащими деревнями Сватково, Игнатьево, Семёнково. В Семёнково я учился косить косой. Мои механики все были из деревень и мастера этого дела. Они сами ставили впереди и сзади сильных косцов, а в середине, таких как я. Так я проходил науку сенокошения.

   Председателем колхоза был Романов. Мы должны были организовать сенокошения, уборку картошки. Техника, которая теперь стала собсственностью колхоза, то и дело ломалась. Трактора и картофелекопалки, пожалй, больше стояли в ремонте. Приходилось работать вручную. Это вызывало недовольство наших сотрудников и отрицательно сказывалось на отношении к работе. Часто многие просто сбегали с работы. На отношение к работе влияло и поведение таких руководителей, как Романов. Наши работники как-то попросили организовать доставку воды для питья. Время было жаркое. Романов ответил:

-  Вас сюда пригнали, так работайте, а не хотите работать, так других пригонят. Точно такого же мнения были и колхозники. У наших сотрудников складывалось мнение, что сами колхозники ничего не делают. Разваливать дела таким руководителям, как Романов, помогала хрущёвская политика. Колхозы и совхозы просто грабили. Некоторые председатели умышленно тормозили сдачу зерновых.

С появлением Хрущева Н.С. Генеральным секретарём ЦК КПСС у меня появилось какое-то внутреннее чувство, что делается что-то не так. Организация Совнархозов было первой попыткой расчленения нашего единого народного хозяйства на части. Разделил партийные организации в районе, введя Загорский горком и Загорский райком. Началось кампания насаждения всюду кукурузы, даже там, где она и не должна расти. Установили налоги на фруктовые деревья в усадьбах крестьян и деревья вырубили. Проводилась мобилизация 25-и тысячников на освоение целины. От нашего предприятия тоже уехало подымать целину два человека.

   Появилась «антипартийная группа»  Молотова В.М., Кагановича Л.М., которым не дали возможности нигде выступить. А они выступили против освоения целины. Они настаивали эти деньги направить на подъём сельского хозяйства в центральной чернозёмной России. Они же были прав. Но они уже не были большими «начальниками», а Никита – Генсек – он всё знает. Дурацкая у нашего народа привычка преклонятся перед должностью, а не думать собственным умом.

   Когда я читал длинные речи, напечатанные в газете «Правда», они приводили меня в угнетающее состояние. Я начал задумываться о своём будущем. Когда я учился в МАИ и совмещал учёбу и общественную работу, то думал, что и на производстве также буду совмещать производственную работу с общественной. Но волею партийной судьбы мне поручили только общественную работу. Хрущёв   поколебал моё отношение к партийной работе. Я начал замечать, что часто большими людьми говорилось одно, а делалось совсем по другому. Это не вписывалось в мои нравственные принципы. Я имел ещё очень малый инженерный опыт. Продвижения по служебной партийной лестницы меня не устраивало, так как всю прелесть партийной работы мне испортил Хрущёв.

Подходил срок перевыборов, и я написал заявление в райком партии с просьбой

освободить меня от должности секретаря партбюро и дать возможность мне поработать инженером. 11  октября 1956  года прошло отчётно-выборное собрание, на котором я обратился к коммунистам с этой же просьбой, и меня в партбюро не избрали. Меня назначили старшим инженером снова на 1-й Объект.

   На отчётном – выборном собрании по каким-то причинам не присутствовал директор Быховский А.И. и против него в его отсутствии повёл атаку начальник 7-го Объекта Сухопалько. Это уже тоже не молодой человек, но ему очень хотелось побыть тоже директором. При голосовании Быховского заболотировали. Тогда в список для голосования включали кандидатов больше необходимого количества. И членов определяли по большинству голосов. Быховскому немного не хватило голосов, и он министерством был освобождён в связи с не выборами в партбюро предприятия. Вот тогда был действительный и действенный контроль партией по всем вопросам. А Сухопальку директором не назначили.

   Директором института 30  декабря 1956  года был назначен Глеб Михайлович Табаков (1912 – 1995  г.г). Табаков Глеб Михайлович. Уже работал на нашем предприятии в 1949 –1950  году главным инженером. Он был участником изучения опыта работ фон Брауна и эвакуации некоторого оборудования из Германии, из Пенемюнда, откуда немцы стреляли ракетами ФАУ-2  по Англии.

   Мне поручили курирование проектирования и создания проливочного стенда 1Б. Готовилось испытание очень большой ракеты, и нужно было отдельно отработать на земле систему подачи и наддува баков. Но баки были очень большие. Огневой стенд 1А был занят огневыми испытаниями ракет. Нужен был специальный простой проливочный стенд. И он был создан. Стенд получился примерно из таких рассуждений.

Надо поставить бак между четырьмя колоннами. Чтобы его поставить, на верху колонн надо установить лебёдку. Но так как бак очень велик, то надо установить по высоте площадки обслуживания. Бак является секретным, следовательно, надо сделать наружную обшивку между колонн. Далее надо установить сливные емкости. Предусмотреть систему управления и измерения и получился настоящий проливочный стенд. высотой 35  метров.

Проектировали стенд 1Б в КБ НИИ-88. Главным конструктором был Виленкин Натан Матвеевич. Монтаж поводила монтажная организация. Я ездил в Подлипки в КБ к Виленкину. Занимался с монтажниками. Время шло.

   Секретарём партбюро был избран начальник отдела режима Балдесов. Говорили, что он прибыл к нам в отдел режима после работы где-то в тюрьме. Это был высокого роста мужчина, складно скроенный, всегда ходил в выглаженной одежде. Жил он в Загорске.

Он сразу не поладил с Табаковым О.М. Оба оказались с диктаторскими упорными характерами, старающимися подчинить друг друга под своё влияние. Поводом конфликта послужил Дом приезжих, который Балдесов решил приспособить под детский сад. А дом приезжих предназначался для размещения там министра и прочих чиновников, которые приезжали к нам на испытания. Гостиницы у нас ещё не было и он служил также гостиницей. Да и детского сада тоже ещё не было. Моя старшая дочь Оля так и не попала в детский сад и пошла сразу в школу. То и другое нам было нужно. Надо было решать вопрос, а не конфликтовать. Превращение Дома приезжих в детский сад не решало полностью проблемы детсада для детей. Это была бы временная мера. Но конфликт разгорелся, и он перенёсся на всю партийную организацию и расколол её. Партийная организация перестала работать. В организации происходили какие-то свары, противостояния друг другу. Приезжал секретарь горкома партии Шацкий Николай Михайлович, освободили Балдесова от должности секретаря партбюро. Избрали секретарём партбюро Дадыко Владимира Петровича. Он работал начальником отдела техники безопасности. Но партбюро с новым секретарём просуществовало всего 19  дней. Обстановка в парторганизации не изменилась. Горком партии принял решение о досрочных перевыборах в нашей организации. Я не участвовал в этих дрязгах, занимался работой, ездил в командировки.

   20  июня 1957  год я вернулся из командировки и пришёл на партийное собрание, которое проходило ещё в старом деревянном клубе. Обсуждался вопрос о положении в партийной организации. На собрании присутствовал секретарь горкома партии Шацкий Н.М. Собрание было бурным. Собрание также приняло решение о перевыборах партбюро. Я сидел в первом ряду. Ко мне подсел Шацкий Н.М. Выдвигали кандидатов. Вдруг слышу свою фамилию. Я, было, дернулся, но Шацкий меня остановил. Меня избрали третий раз в партбюро. Когда огласили список избранных в партбюро и просили их остаться, Николай Михайлович заулыбался и говорит мне:  «Ну, сейчас что-то произойдёт». Оказывается, он выдвинул мою кандидатуру снова на секретаря партбюро, и меня избрали. Итак, через 8  месяцев я снова оказался на освобождённой партийной работе.

Я попал в сложную обстановку. Теперь противники Табакова Г.М., боясь его, перенесли свои атаки на меня. Я проводил широкие активы, на которых предлагал начать заниматься делом, как положено коммунистам. Все вопросы решать в партийном порядке. Не помогает. Тогда я решил дать бой всем этим деятелям, которые устраивают свару, на открытом партийном собрании. Я подготовил доклад с анализом работы партийной организации, её эффективности и дал полную характеристику многим, так называемым оппозиционерам. Я ребром поставил вопрос перед всеми:  или мы будем все работать как коммунисты и заниматься делом, а если вы хотите заниматься дрязгами в парторганизации, то не со мной, освободите меня от секретаря и от члена бюро. Я не ожидал такого результата. Свой доклад я закончил под бурные аплодисменты. На собрании произошёл перелом. Меня никто не освободил. Парторганизация стала работать нормально. Это был первый опыт в моей жизни вызывать огонь на себя во имя спасения общего дела.

   Председателем профкома был избран Аркадий Михайлович Зайцев. Так что мы опять стали вместе работать теперь и на общественной работе.

3. июля 1957  года я был второй раз в Кремле, в Большом Кремлёвском дворце, где заседают обычно депутаты Верховного Совета СССР. Там проходил областной партактив. Вёл актив секретарь обкома партии Капитонов. Доклад делал Хрущёв об антипартийной группировке Кагановича, Маленкова, Молотова и Шепилова. О неустойчивости Булганина, Сабурова, Первухина. Мы слушали длинный и эмоциональный доклад, из которого запомнились слова Хрущёва о том, что «у нас на Руси так заведено:  или бьются на смерть, или без мыла…»  и он сделал выразительный жест рукой. Он говорил о том, что они хотели захватить архивы, где раскрываются их кровавые дела. Эти люди оторвались от народа и т.д. Это была первая крупная публичная ложь Хрущёва на старейших коммунистов, которые в действительности были не согласны с проводимой внешней и внутренней политикой Хрущева, не были согласны с распахиванием целины и поэтому ставили вопрос об освобождении его от должности первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. Поэтому они стали антипартийной группировкой. Они потерпели поражение. Им не дали нигде выступить, чтобы разъяснить их позицию. Они были все уже в преклонном возрасте, когда борьбу вести весьма трудно.

Как то всё получалось так, что мне не приходилось попасть на натурные пуски ракет на полигоне. И вот однажды зам. начальника 1-го Объекта Бабушкин Анатолий Степанович организовал мне командировку в Капьяр. Он уже был ведущим испытание на 1-м Объекте. Монополия «варягов»  закончилась. И сейчас наши товарищи были на полигоне с очередной ракетой. Я видел только один запуск вблизи. Скажу, что это впечатляющее зрелище. Когда ракета поднимается ввысь, то кажется, что она надвигается на тебя. А пуск был вечером. Я был очень доволен, но не долго. Бабушкин сообщил мне пренеприятную весть:  на стенде 2  взорвались 5  человек. Он знал это раньше, но не сказал мне об этом, и ждал когда пройдёт пуск. Я тут же улетел на военном самолёте в Москву, домой.

   На стенде Объекта 2  проходили профилактические работы. Промывали кислородные заправочные трубы спиртом. Промыли. Продули. Начали проверять срабатывание запорной дистанционно управляемой арматуры на этих трубах, то есть проводилась «автономная проверка автоматики системы заправки окислителем». Окислитель был жидкий кислород, требующий полной чистоты и совершенно не терпящий масло. Вот поэтому в соответствии с графиком эти системы и моют спиртом. Этими системами на первом Объекте занимался я с механиками. Так вот здесь проходила уже автономная проверка автоматики этой систему. По команде Виктора Малинского (по шлемофонной связи)  в бункере на пульте включали соответствующий клапан. Проверка проходила на нулевой отметке (на первой площадке в стенде). Было человек 30  народу здесь. Потом все ушли, кроме пятерых проверяющих. Хлопали кислородным клапаном уже много раз, и ничего не предвещало опасности. Как потом говорили, на «101»  раз клапан взорвался. Повидимому, к этому моменту в клапане образовалась смесь кислорода с парами спирта, которая и взорвалась в клапане, разнеся его на куски вместе с людьми, стоявшими рядом. Это было первая такая огромная трагедия на производстве. Я не успел на похороны. Их уже похоронили.

   Начала работать государственная комиссия по расследованию причины взрыва, и были сделаны оргвыводы. Главного инженера Паликина Виталия Ивановича сняли с должности. Сняли с должности инженера по технике безопасности Шамина Александра Дмитриевича. Он был единственный инженер по ТБ на всё предприятие. Теперь же решили создать целый отдел по ТБ, и начальником его стал Дадыко Владимир Петрович. Начальника Объекта 2  Качанова Виктора Яковлевича освободили, вернее, перевели начальником вновь создаваемый научный отдел по изучению высокочастотной неустойчивости процессов горения в ЖРД, Это была актуальная проблема в ЖРД:  они взрывались при запуске.

   Вопрос о трагическом событии на нашем предпрятии рассматривался на заседании бюро Московского областного комитета партии. Секретарём Московского областного комитета партии был Михаил Васильевич ………………………………. Директору Табакову Г.М., Главному Инженеру Паликину В.И., Начальнику Объекта 2  Качанову В.Я. объявили по строгому выговору с занесением в учетную карточку. И главным стрелочником оказался инженер по ТБ Шамин А.Д. – его исключили из партии. Потом кто-то из членов бюро вспомнил, что здесь присутствуют ещё секретарь партбюро и председатель профкома. И он предложил для порядка вынести и нам по выговорёшнику. Нас не о чём не спросили и даже на нас даже не посмотрели. Так мы с Аркашей получили по партийному взысканию. Мы уже с ним готовили вопрос о том, что служба ТБ у нас недостаточна, но не успели довести дело до конца. Трагедия за нас решила. Ну а мы, с Аркадием решили, что нас наказали за промедление постановки актуальных вопросов. В тоже время мы понимали, что одного контроля со стороны работников ТБ недостаточно. Нужна хорошая грамотность в вопросах ТБ всех испытателей. И периодическая встряска испытателей в вопросах ТБ, так как люди часто привыкают к опасности и теряют бдительность. Я это хорошо знаю по себе.

   В 1956 – 1957  были завершены работы по отработке межконтинентальной баллистической ракеты Р-7  на стенде Объекта 2. 30  марта 1957  года было проведено огневое испытание летного варианта стендового пакета с полной заправкой компонентами. Пуск прошёл успешно. На пуске присутствовал секретарь ЦК КПСС Леонид Идьич Брежнев На основании проведённых стендовых испытаний ракета Р-7  была допущена к лётным испытаниям. Дальность полёта ракеты Р-7А составляла 12 000  км.

   Эта ракета 4  октября 1957  года вывела на орбиту первый в мире искусственный спутник земли. Он вышел на орбиту с перигеем 228  км и апогеем 947 км. Спутник находился на орбите до 4  января 1958  года, совершив 1440  оборотов вокруг Земли (время одного оборота – 96,2  мин).

Запуск первого спутника Земли и его полет получил огромный мировой резонанс. Вся мировая пресс заговорила об этом событии. Люди наблюдали за его движением. 5  октября у нас проходило в старом клубе партийное собрание. Время прохождения спутника над той или иной территорией страны было опубликовано в газетах. Мы прервали собрание, вышли все на улицу и видели как маленькая яркая рукотворная звёздочка, наша советская звёздочка, быстро плыла по тёмному небу. Мы были горды своей страной и тем, что участвуем в создании новой техники, которая сбила спесь с новых агрессоров.

   21  декабря 1957  года большая группа работников предприятия были награждены орденами и медалями. Меня наградили орденом «Трудового Красного Знамени».

Приближалось снова время перевыборов в партийной организации. Я снова проводил «работу»  в горкоме, чтобы меня освободили от освобождённой партийной работы. В начале августа 1958  года прошло отчетно-выборное собрание и по моей просьбе меня не избрали в партком. Теперь у нас уже был партком и партийная библиотека, и освобождённый заведующий парткабинетом. Уже целый штат освобождённых работников. В организации насчитывалось уже около 400  членов партии. Я писал письма в горком, в Московский комитет партии о необходимости всего этого у нас на предприятии и посёлке. У нас создавалась совершенно самостоятельная инфраструктура. Население росло. Люди съезжались со всего Советского Союза. И вот из этих людей нужно было комплектовать трудовой коллектив предприятия и заинтересованное поселком население.

   Я снова вернулся на Объект № 1  снова старшим инженером. Но на следующий день, 5  августа 1958  года, последовал приказ директора о переводе на должность начальника группы заправки. Карнеев уже работал на Объекте № 2. Так начиналась моя трудовая деятельность. Она складывалась хорошо. Мне хотелось заниматься отработкой ракетной техники. И я добился этого.

.....

 Полностью мемуары ЮИ.Костоглода см.